Кристоф отшвырнул нож и дрожащей рукой принял кинжал Либеры. Он смотрел на нее, но не видел ничего из-за пелены на глазах. И все же он смотрел, не смея шевельнуться, хотя понимал, что времени нет.
Все потеряло смысл.
Поиски, скитания, лишения.
Трупы, лежащие вокруг, и трупы, которые они оставили позади.
Вся пролитая кровь.
Вся магия мира.
Все мечты и фантазии.
Все исчезло, растворившись в синих гаснущих глазах.
Тенебра проворно подполз к Либере, приподнял ее, положил ее голову себе на колени так же, как еще недавно сделала это она.
- Лира, - прошептал он.
На ее лицо упала соленая горячая капля.
- Моя Лира…
Кинжал в руке дрожал и норовил выпасть.
- Я не могу, любовь моя… Я не могу…
Лицо его исказилось гримасой боли и отчаяния.
Все потеряло смысл.
Он вспомнил, как мечтал о жене, детях и саде. Вспомнил, как они нежились в ванной его собственного дома. Вспомнил, как близко было то, что ему по-настоящему нужно.
- Боги, я не могу!!! – закричал он, запрокинув голову. Плечи его ссутулились, грудь сотрясалась рыданием. Он должен был, но не мог.
- Моя Лира… Моя Лира…
Он повторял и повторял, слегка раскачиваясь над ней, как умалишенный.
Злой порыв ветра толкнул его в спину, едва не опрокинув, словно говоря, что тенебра теряет время зазря.
Кристоф склонился над своей любовью, накрыв ее собой, закрыв телом от всего мира. Склонился и поцеловал в раскрытые губы, роняя на лицо Либеры раскаленные слезы.
Рука с кинжалом занеслась…
И резко опустилась, вонзив клинок в грудь девушки…
Кристоф застыл, не смея оторваться от любимых губ, желая вобрать в себя все их последнее тепло.

Спойлер:

Девушка почувствовала, что ее приподняли. Но мужских слез она уже не ощущала кожей. Больше ничего она уже не ощущала. Сознание постепенно гасло.
Последние секунды тянулись мучительно долго. Но эти мучения были не телесными, боли девушка уже не чувствовала, как не чувствовала и собственного тела. Боль была куда глубже, в еще бьющемся сердце. Вот только боли там становилось все больше с каждым ударом. В эти последние мгновения Либера поняла, какой же глупой она была. Почему же она столько психовала и портила, ведь можно было не обижаться там, где она закатывала истерики. Ведь можно было наслаждаться каждым мгновением с этим мужчиной, с таким любимым мужчиной, который был дороже жизни. Почему она тогда просто не повалялась с ним в кровати, почему она просто не поужинала с ним, радуясь тому, что он рядом, что все хорошо? Почему она не захотела прогуляться, почему ушла в лес, почему отпустила одного, почему, почему, почему!?.. Как же много этих почему. Сейчас она бы все отдала за еще хотя бы одну возможность прижаться к его груди и обнять, просто заглянуть в глаза и увидеть такую бесценную и редкую улыбку.
"Боги, какая же у него улыбка. Боги, родные, почему вы так с нами?"
Душа плакала, стеная взаперти физической оболочки. Она рвалась наружу, из этих твердых оков, она хотела забыться, она хотела вернуться... Она хотела жить и любить, она хотела быть любимой, она хотела жить...
У них был бы ребенок, их маленький сгусток счастья, их маленькое собственное творение, плод любви, частичка их самих. Зачем же она злилась на него, зачем не доверяла и обижалась? Но уже ничего исправить нельзя, выбор был сделан за них. Возможно, это и к лучшему, ведь не избежать было бы тогда ссоры и скандала. Но умирать сейчас, не видеть над собой , но знать и чувствовать, просто чувствовать ту боль, что сейчас была в сердце мужчины, любимого мужчины, который теперь остался совершенно один. Было невыносимо больно знать, что она даже не попрощалась, что так и не смогла поцеловать и утешить, что она заставила сделать его то, что он должен сделать.
Неужели так же где-то лежит уже мертвый Габриель? Этот всегда веселый и жизнерадостный человек, который всегда готов был прийти на помощь и поддержать, который бросил все и ввязался в эту смертельную игру. Он умер, пытаясь спасти их, но все равно это не помогло. Ничего уже не может помочь, все, что было ценно и важно, потеряло смысл именно в тот миг, когда кинжал вонзился в грудь...
Все застыло, время и пространство замерло, не смея нарушить этот момент. Либера потеряла себя. Либера ушла из этого мира так же внезапно, как в нем и появилась, для определенной цели, для которой все это и было затеяно. А чужие жизни... Что значат чужие жизни по сравнению с всесильными и могучими богами? Что значит ее жизнь, что значит жизнь Кристофа, Габриеля и всех тех неизвестных, кто погиб на этой дороге? Что значат их чувства и их любовь, их мечты и желания? Ничего, ровным счетом ничего, лишь пустой звук, мелкая фигурка на огромной шахматной доске жизни.

Кровь толчками выплескивалась из раны, когда Кристоф вынул кинжал. Он понял – Либеры больше нет. Их ребенка больше нет. Габриеля больше нет. Да и сам он готов был лечь и уснуть вечным сном… Но сначала – дело. Как и всегда. Как всю его проклятую бесполезную жизнь.
Не соображая уже ничего, Кристоф аккуратно положил медальон на грудь Либеры. Занес над ним кинжал и тряхнул. Капля крови сорвалась с лезвия и упала на красивую безделушку.
Один из камней загорелся алым огнем.
Тогда Кристоф отложил кинжал и трясущимися руками взял мешочек с прахом. Высыпал немного сначала на ладонь, а затем – на медальон.
Второй камень загорелся оранжевым огнем.
Тенебра замер.
Ветер.
Но метель как назло стихла.
- Давай же!!! – закричал Кристоф, в иступляющей ярости озираясь вокруг. – Не может быть, чтобы все было зря!!!
И ветер, оскорбившись, взвился, завыл и пронесся над медальоном, зажег последний – голубой – огонек.

Весь мир завяз в прозрачной невесомой жиже. Волосы Кристофа, подхваченные ветром, замерли под причудливым углом. Воронье, подбиравшееся к трупам, замерло в полете.
Звуки умерли, как и время. Как и сама жизнь. Вечность сжалась в одно мгновение, и это мгновение растянулось до пределов целого мира.
И на целый мир упал Свет.
Свет очищающий и дарующий покой.
Два светлых духа встали по обе стороны от лежащей девушки и склонившегося над ней мужчины. Две светлых руки потянулись к пронзенному сердцу и сжали его, заставив снова биться.
- Вставай, дочь, - произнес мужской голос из снов Либеры.
- Вставай, дитя, - произнес женский голос, также слышанный ею во сне.

Всесторонняя и всепоглощающая пустота сменилась теплым светом. Где-то мелькнула мысли, что неужели это тот самый туннель? Потом появилась мысль, откуда взялась первая мысль и почему вообще есть способность мыслить. Но этот калейдоскопом растерянных и пугливых потоков в голове прервал голос, точнее, два голоса, таких знакомых и родных.
Что-то теплое пронзило грудь и сердце сделало свой первый удар, тяжелый и мучительный удар. Организм возжелал противиться, но ничего не мешало ему вновь начать свою работу. И даже больше - все вокруг требовало этого.
Либера открыла глаза и улыбнулась - на нее сверху смотрели родители. Она ухватилась за обе руки и поднялась, обняла отца и маму. В объятиях последней она расплакалась, так как душа не забыла, какую муку ей пришлось пережить перед смертью. Она рыдала как маленький ребенок, высвобождая всю боль. что была внутри. Она знала, что все закончено, что все хорошо и с нею рядом ее родители, которые не оставят собственную дочь. Но она не могла остановиться, слишком много накопилось внутри, слишком много хотелось сказать и спросить. Но сейчас было достаточно просто слез.
Когда первый приступ прошел, Либера повернулась и посмотрела на Кристофа. А потом на себя. Она была все той же живой тенеброй, разве что не было больше в сердце раны и из шеи не текла кровь. Она удивленно посмотрела на родителей.
- Что это значит?

Но боги не торопились с ответом.
Амара, позади которой развевался яркий шлейф света, подошла к замершему Кристофу и коснулась его головы. Слабый огонек прошел от его макушки до самых пят, и кровавое пятно на боку исчезло.
Ментем подошел к дочери и положил большую горячую ладонь на ее живот.
- Ты теперь сама поймешь, что это значит. Ты теперь сама - бог, дающий жизнь.
И эта жизнь всколыхнула сознание Либеры, словно напомнив о своем существовании.
Амара окинула взором окрестности, и вдалеке, за домами, вдруг подсветилось тело, мертвое тело Габриеля. Богиня сдула с ладони еще один огонек, уже ярче, и тот полетел прямо к магу, озарив все его тело золотистыми всполохами, настолько яркими, что их было видно даже отсюда.
- Мы дадим ему понимание того, что случилось, - молвил Ментем. – Но он должен остаться здесь.
- А вы трое, - подхватила Амара. – Нет.
Она положила одну руку на голову Либеры, а вторую – на голову Кристофа.
И сквозь это касание передала им обоим все, что им нужно было знать о прошлом, настоящем и грядущем. Ментем взмахнул могучими руками, и все вернулось – звуки, движения, сама жизнь.
Метель поглотила их четверых, словно их никогда и не было.

Я же говорила, что все будет хорошо? А он не верил. Правда, в какой-то момент я и сама в это верить перестала, ведь не каждый день приходится умирать. А после этого редко бывает «все хорошо». Но не в том случае, если твои родители боги, или если ты жених дочери богов. Хотя нет, уже муж. Замечательный муж и отец маленького кареглазого кудрявого чуда.
Каким было наше «долго и счастливо»? Вечным, именно столько нужно, чтобы насладиться тем, что тебе дороже всего на свете. Но и этого мало, чтобы привыкнуть к счастью, даже в вечности нужно ценить каждое мгновение столь хрупкого дара. Правда, чтобы это понять, мне пришлось умереть. А ему потерять. Но главное – мы это поняли.
Кристоф, он получил все, что так желал. Я бы даже сказала, чего и желать не смел. Богов вернул, меня вернул, обзавелся женой и ребенком, великолепным садом и прекрасным домом. А еще получил доступ к магии. А то убивался ведь, тенебра и не маг. Но сейчас на его лице сияет такая некогда редкая и родная мне улыбка, даже глаза его стали улыбаться, и невозможно отблагодарить за то, что я просто могу в них растворяться.
Габриель, мое ясное солнышко. Это солнышко разгулялось по полной, сношаясь со всем, что имеет опуклости спереди и сзади. Даже я иногда краснею. Никогда бы не подумала, что он настолько извращенец! Кристоф лишь хихикает, но иногда пометочки делает.
А я? А что я? У меня есть все, что для счастья нужно. У меня есть свое маленькое солнышко, которое теперь переворачивает весь дом вверх дном и норовит запустить в Декса пару шаровых молний. Бедный лохматый зверюга, но он терпит, покорно давая выдирать свою гриву и служа уютной колыбелькой, когда кроха уснет прям там, где играла.
Когда-нибудь и она отправится в опасный и жестокий мир, чтобы найти там то, ради чего стоит жить. А мы будем точно так же нервничать, когда кто-то будет ее обижать, горевать с ней от боли и радоваться ее смеху. Но это будет ее путь, это будут ее решения и ее ошибки. Так же, как и я, она будет плакать, так же, как и я, будет смеяться в компании друзей, так же, как и я, полюбит. Но это все будет потом, это все будет ее, а сейчас она наше маленькое солнышко…

Бонус: